Рискованный флирт - Страница 23

На ней не было идиотской шляпки, но прическа была еще более смехотворной. От самой макушки спускались завитки и узелки, а из них свисали жемчуга и перья. По мнению Дейна, ее парикмахерша была полной дурой.

И только поэтому ему хотелось выдернуть все перья, жемчуга и шпильки… и посмотреть, как шелковая черная вуаль накроет ей плечи… белые плечи, блестящие в свете лампы.

«Этого белого слишком много», – в приливе раздражения подумал Дейн. Серебряно-голубое платье с пышными рукавами-баллонами даже не имело плеч. Рукава начинались на полпути к локтю, дальше платье закрывало все на свете, но смело оставляло открытой ту часть, которую следовало бы скрывать от глаз негодяев, блуждающих по Парижу.

Каждый мужчина на этой вечеринке пристально изучил вблизи эти белые изгибы.

В то время как Дейн, Князь Тьмы, как его здесь называют, стоит в засаде в тени.

В этот момент он не находил в себе ничего сатанинского. По правде говоря, Дейн чувствовал себя как голодный мальчик, прижимающий нос к окну булочной.

Он смотрел, как она садилась в карету. Дверь закрылась, экипаж прогромыхал по мостовой.

Никто не мог его видеть и слышать, но он смеялся не вслух, а про себя. В эту ночь он очень много смеялся, но избавиться от истины никак не удавалось.

Он понимал, что она мучается – должна мучиться, как любая респектабельная женщина.

– Жена или любовница – все едино, – часто говаривал он приятелям. – Как только ты даешь леди тебя зацепить, ты становишься обладателем беспокойной собственности, где жильцы вечно бунтуют, куда ты без конца вкладываешь деньги и труд. За единственную привилегию – получать то, что можешь за несколько шиллингов получить от любой уличной бродяжки.

Да, он ее хотел, но не в первый раз его возбуждали неподходящие ему женщины. Он их желал, но всегда понимал, в какую ловушку они его заманивают – потому что их как раз для этой цели родили и вырастили.

Ненавистная правда заключалась в том, что он шел прямо в эту ловушку, обманывая себя, что не идет, а если идет, то ему нечего бояться, потому что яма не очень глубокая, трясина не очень вязкая, он не провалится.

«Тогда что же тебя здесь держит? – спрашивал он себя. – Какая могучая сила притащила тебя сюда, чтобы ты подобно щенку тупо таращился на дом только потому, что она там? Какие цепи тебя держат, почему ты ждешь, чтобы она хотя бы мелькнула перед глазами?»

Прикосновение. Поцелуй.

«Это отвратительно», – сказал он себе.

Отвратительно, но правда, и он ненавидел Джессику за то, что она сделала с ним.

Дейн подумал, что надо было вытащить ее из кареты, выдернуть из прически все претенциозные штучки, взять от нее то, что он хочет, а потом уйти смеясь, как бессовестное чудовище, каким он и был на самом деле.

Кто или что его остановит? До революции так делали все аристократы. Даже сейчас кто посмеет его обвинить? Все знают, кто он такой. Все скажут, что она сама виновата, потому что встала у него на пути. Закон не отомстит за нее, предоставит это Берти Тренту… пистолет, на двадцати шагах.

Дейн с хмурой улыбкой вышел из своего убежища и побрел по улице. Он угодил в ловушку, но такое случалось и раньше, напомнил он себе. Он и раньше так стоял, страдающий и одинокий, потому что его не впускали. Но, в конечном счете, всегда побеждал он, Дейн. Он заставил одноклассников уважать его и завидовать. Он десятикратно отплатил отцу за все унижения и боль. Он стал кошмаром для этого старого ублюдка при его жизни и, надо надеяться, самой страшной пыткой после смерти.

Даже Сюзанна, которая полгода водила его за нос, теперь за это терпит – ее трут об стенку ее собственным хорошеньким носиком. Правда, в то время Дейн так не думал, ко мужчина не может все видеть правильно, когда женщина запускает в него коготки и рвет на части.

Теперь он отчетливо видел летний день 1820 года, год спустя после смерти отца, другие похороны.

На этот раз в блестящем гробу лежал Уорделл, засыпанный цветами. Во время пьяной драки за шлюху в конюшне при трактире он упал под копыта лошади, и она проломила ему череп.

После похорон Сюзанна, старшая из пяти сестер Уорделла, отвела маркиза Дейна в сторонку и поблагодарила за то, что он проделал путь от самого Парижа. Ее бедный брат – она храбро смахнула слезу – очень хорошо отзывался о нем. Она накрыла его руку своей. Потом, покраснев, убрала ее.

– Ах, мой краснеющий бутончик, – цинично сказал себе Дейн. – Ловко проделала.

Так оно и было, потому что этим прикосновением Сюзанна его завлекла. Она втащила его в свой мир, изысканное общество, которое он несколько лет назад научился избегать, потому что стоило ему посмотреть на юную леди, как лицо у нее становилось серым, а у ее компаньонки начиналась истерика. Танцевали с ним только сестры его друзей, это была для них неприятная обязанность, и они избегали ее как могли.

Но не Сюзанна. Она не могла танцевать, поскольку носила траур, но она разговаривала с ним, смотрела на него так, будто он рыцарь в сверкающих доспехах, сам сэр Галаад.

Через четыре месяца ему было позволено подержать ее руку в перчатке в течение двадцати секунд. Еще два месяца ушло на то, чтобы он решился ее поцеловать. В розарии ее дяди галантный рыцарь запечатлел мимолетный поцелуй на щеке своей дамы.

В тот же миг из кустов с визгом выскочили женщины – Мать, тетка, сестры. В следующее мгновение он сидел в кабинете дяди Сюзанны, который жестко потребовал от него объявить о своих намерениях. Наивный, одурманенный щенок, Дейн заявил, что намерения самые благородные.

В следующий момент перед ним лежала куча документов, которые он обязан был подписать.