Рискованный флирт - Страница 77

Стоило ему только подумать об отвратительном создании, которое он сотворил вместе с Черити, как ему физически становилось плохо. Как, во имя Люцифера, он должен будет подойти к нему, посмотреть на него, дотронуться до него и как он будет его держать в своем доме?

Гроза пришла в Аттон следом за ними. Она громыхала о крыше, билась в окна, вспыхивала дьявольским огнем, озаряя дом белым светом. Те, кто слышал, как свирепствует его светлость, легко могли поверить, что он – сам Вельзевул и это его ярость всколыхнула стихию.

Дейн не умеет справляться с эмоциями, размышляла Джессика. У него всего три способа разрешения проблем: сломать, пугать или купить. Когда эти методы не работают, он терялся. Так что он пребывал в крайнем раздражении.

Он разъярился на слуг за то, что они недостаточно быстро сняли с его жены промокшую одежду, что закапали мраморный пол холла – как будто с промокшей одежды могло не капать, а грязная обувь может не оставлять следов.

Он раскипятился, потому что их ванны не были наполнены и не дымились паром в то же мгновение, как они вошли в свои апартаменты, – как будто кто-то мог знать точный момент возвращения лорда и леди. Он взвыл, потому что погибли его сапоги – как будто у него не было еще, по меньшей мере, двух дюжин пар.

Но ванна, должно быть, на градус-другой его успокоила, потому что когда он вошел к Джессике, рев разъяренного слона снизился до ворчания, а грозный вид сменился угрюмостью.

Дейн вошел с рукой на перевязи. Умная Бриджет выскочила за дверь, не дожидаясь, когда ее прогонят.

– Брак требует подгонки. Ты хотела перевязь, ты ее получаешь.

– Она не испортила покрой сюртука, – сказала Джессика, критично оглядев его. – Выглядишь потрясающе. – Она не добавила, что вид у него такой, как будто он собрался уезжать, потому что на нем был костюм для верховой езды.

– Не насмехайся. – Дейн вошел в ее гостиную, снял ее стены портрет матери и пошел с ним к выходу.

Она побежала за ним по коридору, вниз по южной лестнице и, наконец, в столовую.

– Ты хотела видеть мою мать в столовой – она висит в столовой.

Он прислонил картину к креслу и дернул шнур звонка. Тут же появился лакей.

– Скажи Родстоку, чтобы снял этот чертов пейзаж и на его место повесил портрет. И скажи, что я хочу это сейчас же.

Лакей исчез.

Дейн вышел из столовой и прошел к себе в кабинет, Джессика побежала за ним.

– Портрет будет очень хорошо смотреться над камином, – сказала она. – В Северной башне я нашла чудесные шторы. Я отдам их почистить и повешу в столовой. Они лучше подойдут к портрету, чем эти.

Дейн подошел к письменному столу, но не сел, а остался стоять вполоборота к ней.

– Мне было восемь лет, – напряженно сказал он. – Я сидел здесь. – Он кивнул на стул перед столом. – Отец сидел здесь. – Он указал на обычное место. – Он мне сказал, что моя мать – Иезавель и ее сожрут псы. Он сказал, что она на пути в ад. Вот и все объяснение ее отъезда.

Джессика почувствовала, как кровь отхлынула от лица. Она и раньше догадывалась, что его отец был жестким, неуступчивым человеком, но и представить не могла, чтобы отец мог быть так жесток к мальчику – растерянному, испуганному, тоскующему о матери.

– Твой отец, без сомнения, чувствовал злость и унижение, – тихо сказала она. – Но если бы он ее любил, он побежал бы за ней, а не срывал злобу на тебе.

Дейн свирепо сказал:

– Если ты убежишь, я буду за тобой охотиться. Я последую за тобой на край земли.

Если она не упала, когда он пригрозил убить себя из-за нее, то как-нибудь сумеет не упасть и сейчас.

– Да, я знаю, – сказала она. – Но твой отец был жалкий старик, который женился не на той женщине, а ты – другое дело. Ясно, что у нее были натянутые нервы – вот откуда это у тебя, – и что он обрек ее на несчастное существование. Но у меня нервы в порядке, и я никогда не допущу, чтобы ты сделал меня несчастной.

– Как не позволишь мерзавке утащить ее сатанинское отродье в Лондон.

Джессика кивнула.

Он оперся о стол и уткнулся взглядом в ковер.

– Видимо, тебе не приходит в голову, что ребенок может хотеть остаться с матерью. Что такой поворот событий может… – Он ударил рукой о край стола, не находя слов.

Джессика знала, что он говорит о себе. Уход матери его опустошил, и он не оправился от этого до сих пор.

– Я знаю, для него это будет травма. Я просила его мать подготовить его. Я предложила ей такое объяснение: там, куда она едет, мальчику жить опасно, и лучше она оставит его здесь, где он будет всем обеспечен.

Дейн бросил на нее быстрый взгляд и тут же отвернулся.

– Я хотела бы, чтобы это было правдой, – сказала Джессика. – Если бы она его любила, она не подвергла бы его такому риску. Она на первое место поставила бы его благополучие, как сделала твоя мать, – рискнула добавить Джессика. – Она не потащила ребенка за собой в опасное плавание, не уверенная, что сможет его содержать, если, конечно, он перенесет путешествие. У нее было трагическое положение, ее можно только пожалеть. А Черити Грейвз… что ж, она в некотором смысле ребенок.

– Моя мать – трагическая героиня, а Черити Грейвз – ребенок, – сказал Дейн. Он оттолкнулся от стола, обошел его, но пошел не креслу, а к окну и стал в него смотреть.

Джессика заметила, что гроза утихает.

– Черити хочет наряжаться, хочет, чтобы все мужчины обращали на нее внимание, – сказала она. – С ее внешностью, мозгами и шармом, а он у нее есть, надо признаться, она могла бы быть знаменитой лондонской куртизанкой, но она слишком ленива, слишком отдается моменту.

– Однако это существо нацелилось на мою икону, которую никогда не видело. О существовании которой узнала от деревенского дурня, который услышал от кого-то, кто, в свою очередь, узнал от наших слуг. И все-таки она уверена, что икона стоит двадцать тысяч фунтов. Такая сумма, она сказала, единственное встречное предложение, которое ты можешь сделать, и лучше в соверенах, потому что она не доверяет бумажным деньгам. Я хотел бы знать, кто вложил ей в голову эти двадцать тысяч.