– Большие спортивные мероприятия привлекают толпы женщин, – сказал он. – Боюсь, тебе без конца… – Он скривил рот. – Придется их отгонять.
– Полагаю, с моей стороны слишком самонадеянно попросить тебя не поощрять их.
– Дорогая, я и не мечтаю их поощрять. Даже мне известно: дурной тон – соблазнять женщин, когда жена рядом. Не говоря о том, что ты можешь меня застрелить. – Дейн печально покачал головой. – Надеюсь, мне хватит сил сдержаться. Самое досадное, что им не требуется поощрение. Куда бы я ни пошел…
– Тебя это не раздражает, – укоризненно сказала она. – Ты прекрасно знаешь, какое впечатление производишь на женщин, и я уверена, тебе доставляет удовольствие смотреть, как они вздыхают и пускают слюни, глядя на твои великолепные физические данные. Я не хочу портить тебе удовольствие, Дейн. Я только прошу пощадить мою гордость и не смущать на людях.
Женщины… вздыхают и пускают слюни… на его великолепные…
Может быть, жесткая дефлорация повредила ей мозги?
– Не знаю, что ты думаешь, но разве я не заплатил за тебя королевский выкуп? Зачем, черт возьми, мне тратить деньги и силы на других женщин, если одну я купил для постоянного пользования?
– Всего несколько часов назад ты собирался меня оставить. Через три дня после свадьбы и до завершения брака. Кажется, тогда ты не больше заботился о своих деньгах и силах, чем сейчас о моей гордости.
– Тогда я плохо соображал, – парировал Дейн. – Я был во власти моих деликатных нервов. К тому же я не привык думать о чужих чувствах. Но теперь мозги прочистились, я принимаю твою точку зрения, она убедительна. В конце концов, ты маркиза Дейн, и никто не должен смеяться над тобой или жалеть тебя. Одно дело, когда я веду себя как осел. Другое – когда мое поведение отражается, на тебе. – Дейн положил вилку и наклонился к ней. – Я правильно понимаю, леди-жена?
– Абсолютно. – Мягкие губы изогнулись. – Какой у тебя острый ум, Дейн, когда мозги прочистятся. Сразу постигаешь суть дела.
Одобрительная улыбка выстрелила ему прямо в сердце и уютно там улеглась.
– Боже, это похоже на пустой комплимент, – он прижал руку к сердцу, – причем моему интеллекту. Моему примитивному мужскому интеллекту. Кажется, я сейчас упаду в обморок. – Взгляд метнулся к ее декольте. – Пожалуй, мне лучше прилечь. – Он посмотрел на ее тарелку. – Ты закончила, Джесс?
Она легонько вздохнула.
– Осмелюсь сказать, со мной было кончено в тот день, когда я тебя встретила.
Он встал и подошел к ее креслу.
– Кто-нибудь мог тебя предупредить. Не представляю, о чем ты думала, когда продолжала ко мне приставать. – Он погладил ее по щеке тыльной стороной руки.
– Тогда я плохо соображала, – сказала она. Он за руку стащил ее с кресла.
– Я начинаю сомневаться, можешь ли ты хоть как-то соображать. – Он сам не мог. Слишком болезненно он ощущал, какая у нее кожа – белая, гладкая, как фарфор, и какая изящная и маленькая ручка.
Дейн казался себе огромным, неуклюжим и грубым, черным снаружи и внутри. Его все еще угнетало, что несколько часов назад он бился о нее, о ее девственное тело, утоляя свою скотскую похоть. Он поверить не мог, что похоть снова подняла голову, и так свирепо, так скоро. Нет, все-таки он животное! Стоило ей улыбнуться, и чудовищная, жестокая потребность вспухла в нем, вытеснив интеллект и прискорбно тонкий налет культуры.
Он велел себе успокоиться, разговаривать, ухаживать. Она хотела, чтобы он ее соблазнял, но это последнее, на что он способен… Он обязан это делать. Он обязан контролировать себя. Но самое лучшее, что он сейчас мог, – это довести ее до кровати, вместо того чтобы повалить на стол и наброситься.
Дейн расправил покрывало и усадил ее на кровать. Он беспомощно смотрел на нее, не находя нужных слов в трясине опухшего мозга.
– Я не могла держаться в стороне, – сказала Джессика, искательно заглядывая ему в глаза. – Знала, что должна, но не могла. Я думала, ты все понимаешь, а оказалось, что нет. Ты тоже неправильно понимал, да? Господи, чем же ты думал, Дейн?
Он потерял нить разговора.
– Что я неправильно понимал? – Он снисходительно улыбнулся.
– По-моему, все. – Она опустила черные ресницы. – Ничего удивительного, что я сделала неправильный вывод.
– И поэтому не могла держаться в стороне? Потому что неправильно меня оценила?
Она покачала головой:
– Нет, и не потому, что у меня каша в голове. Не думай, что я сумасшедшая. Я знаю, что так выгляжу, но этому есть вполне резонное объяснение. Ты лучше других мужчин должен знать, что интеллект никак не соотносится с интенсивностью животной страсти. Я испытывала похоть к тебе с того момента, как увидела.
Он скорчился у ее ног, ухватившись за матрас.
– Ты не знал, нет?
Притворяться не было сил. Он помотал головой. Она взяла в ладони его лицо:
– Должно быть, ты ослеп и оглох. Или до ужаса смутился. Весь Париж знал, бедняга! Не хочу даже воображать, что творилось у тебя в голове.
Он засмеялся:
– Я думал, это они про меня знают. Что я… опьянен тобой. Я и был. Я говорил тебе.
– Но, дорогой, тебя охватывает похоть при виде любой фемины, – сказала она с подчеркнутым терпением. – С чего бы Парижу из-за этого неистовствовать? Это из-за моего поведения, как ты не понимаешь? Они видели, что я влюблена до безумия и не могу держаться в стороне, как подобает разумной, высокоморальной леди. Вот что представляло для них интерес.
Дорогой! Комната весело завертелась вокруг него.
– Я хотела быть разумной, не хотела тебе досаждать. Понимала, что это приведет к беде, но ничего не могла с собой поделать. Ты такой… мужественный. Настоящий мужчина. Большой, сильный, можешь одной рукой меня поднять. Сказать не могу, какие необычайные чувства ты во мне вызываешь.