– Поехали, – сказал он, в резком голосе слышалась горечь. – Не можем же мы весь день тут околачиваться.
Джессика слышала эту горечь, видела, как покраснела оливковая кожа. Несколько мгновений она боялась, что чем-то его обидела или вызвала отвращение, но он наклонился и подал ей руку. Взяв его за искалеченную руку, она ее сжала, а он посмотрел на нее и сказал:
– Ненавижу ворон. Горластые, грязные.
Джессика предположила, что лучшего объяснения он просто не нашел.
– Как я понимаю, это потому, что ты очень высокородный, породистый. Для меня она – часть пейзажа. Я нахожу все это очень романтичным.
Он усмехнулся:
– Думаю, ты хотела сказать «очень варварским».
– Нет. Я была в руках мрачного, опасного героя среди руин Отоунхенджа, на древнем месте, полном загадок. Сам Байрон не написал бы более романтичную сцену. Я знаю, ты уверен, что в тебе нет ничего романтичного, а если бы нашел хоть косточку романтизма, ты бы ее сломал. Но можешь не беспокоиться, я никому не скажу.
– Я не романтичный, – упрямился Дейн. – И уж конечно, не высокородный. А что касается «породистый» – так ты знаешь, что я наполовину итальянец.
– Твоя итальянская половина тоже голубой крови, – сказала она. – Герцог д’Абонвиль сказал мне, что твоя мать из древнего флорентийского дворянского рода. Кажется, именно это примирило его с нашим браком.
Он выдал серию незнакомых слов, она предположила, что это ругательства на языке его матери.
– Он собирается жениться на Женевьеве, – утешая, сказала Джессика, – поэтому так обо мне заботится. В их союзе есть свои плюсы. Он будет держать Берти в руках, а это значит, что в будущем тебя не будут беспокоить финансовые затруднения моего брата.
Дейн задумчиво молчал, пока они не вернулись в карету. Вздохнув, он откинулся на спинку диванчика и закрыл глаза.
– Романтичный. Высокородный. Порода. И тебе служит утешением, что любовник бабушки будет держать в руках твоего безмозглого брата. Знаешь, Джессика, ты умалишенная, как и другие члены – в том числе перспективный член – твоей семьи лунатиков.
– Ты собираешься спать? – спросила она.
– Мог бы, если ты попробуешь помолчать три минутки.
– Я тоже устала. Не возражаешь, если я прислонюсь к тебе? Я не могу спать, выпрямившись.
– Сначала сними эту идиотскую шляпу, – пробормотал Дейн.
Она сняла шляпу и положила голову ему на руку. Через мгновение он чуть-чуть подвинулся, чтобы ее голова легла ему на грудь. Так было удобнее.
Это также было утешением, в котором Джессика сейчас нуждалась. Позже она разберется, что оттолкнуло его во время их объятия и почему он так напрягся, когда она заговорила о семье его матери. А пока она была довольна тем, что было восхитительно похоже на внимание к ней со стороны мужа.
Они проспали большую часть пути вплоть до границы Дегона. Несмотря на задержку, к концу дня они доехали до Эксетера. Потом пересекли реку Тейн, свернули к Буви-Треиси и переехали через реку Буви. Несколько извилистых миль к востоку – и Джессика впервые увидела странные каменные образования Дартмура.
– Хейторские скалы, – сказал Дейн, показав в свое окно на выход скальных пород на вершине холма. Джессика уселась к нему на колени, чтобы лучше их рассмотреть. Он засмеялся:
– Не беспокойся, не упустишь. Тут такого много, куда ни посмотри. Скалистые вершины, пирамиды из камней, курганы, болота. Ты вышла за меня замуж, и тебя занесло в «отдаленный форпост цивилизации», которого ты желала избежать. Добро пожаловать, леди Дейн, в унылый, дикий Дартмур.
– По-моему, он прекрасен, – тихо сказала Джессика. «Как и ты», – хотелось ей добавить. – Придется побить тебя еще в одном пари, – сказала она в угрюмую тишину пейзажа, – чтобы ты сводил меня в скалы.
– Где ты подхватишь воспаление легких, – сказал Дейн. – Там холодно, ветрено и сыро и по десять раз за час климат меняется от свежей осени к зиме и обратно.
– Я никогда не болею. Я не высокородная знать – в отлитие от определенных индивидов, которых не буду называть по имени.
– Ты бы лучше слезла с моих коленей, – сказал он. – Скоро будем в Аткорте, слуги выйдут навстречу при всех боевых регалиях. У меня будет бледный вид, потому что ты меня всего измяла, больше вертелась, чем спала. Я едва сомкнул глаза за всю дорогу.
– Значит, ты храпел с открытыми глазами, – сказала она, сползая на свое место.
– Я не храпел.
– Несколько раз всхрапнул прямо мне в ухо.
Даже его басовитый храп ее совершенно очаровал. Дейн нахмурился.
Не обращая на это внимания, Джессика снова обратила взгляд на пейзаж.
– Почему ваш дом называется Аткорт? В честь битвы при Бленхейме?
– Первоначально Баллистеры жили севернее, – сказал Дейн. – Одному из них взбрело в голову взять земли Дартмура, а также дочку и единственную выжившую наследницу сэра Гая де Ата, крутого парня этих мест. Раньше его звали Гай Смерть, потом он поменял имя – по понятной причине. Моему предку отдали дочь и имение на тех условиях, что он сохранит это причудливое имя. Вот почему мужчины моей семьи ставят Гай де Ат перед Баллистер.
Джессика читала это имя на многочисленных документах, касающихся свадьбы.
– Себастьян Лесли Гай де Ат Баллистер, – сказала они с улыбкой. – А я думала, у тебя так много имен, потому что тебя самого очень много.
Лицо его вдруг омрачилось. Сжались в тонкую линию губы. Что за нерв она нечаянно задела?
У нее не было времени подумать, потому что Дейн схватил забытую шляпку и напялил ей на голову задом наперли и ей пришлось поправить шляпу и завязать ленты. Потом она стала приводить в порядок платье, в котором она ехала с самого утра, потому что карета сворачивала к воротам и плохо скрытое волнение Дейна говорило о том, что эта дорога ведет, к его дому.