Рискованный флирт - Страница 31

Короче, Дейн погубил ее жизнь. Намеренно.

Все, что от него требовалось, – это скользнуть по ним своим смертельным взглядом и сказать, что они ничего не видели, и они решили бы, что для здоровья полезнее с ним согласиться. Все его боятся, даже так называемые друзья. Он может заставить их говорить, делать и верить во все, что он захочет.

Но он жаждал мести – за то, что ему сделала Джессика, как он решил своим искривленным рассудком. Только для этого он затащил ее в сад. Он не преминул заранее кого-то предупредить, чтобы разоблачение состоялось в самый унизительный момент, когда расстегнутый лиф сполз на талию, его язык был у нее во рту, его гнусная рука – у нее под юбкой.

От этого воспоминания у нее разгорелось лицо, но Джессика отказалась стыдить себя за то, что сделала. Ее поведение не отвечало правилам приличия в обществе, было ошибочным, согласно ее личным правилам, но это не было злом. Она молодая, здоровая женщина и поддалась тем же чувствам, которым поддается бесчисленное количество женщин – при условии, что они замужем, овдовели или проявляют осторожность.

И хотя она не была замужем и не овдовела и по обычным меркам можно было считать, что она преступила границы осторожности, она не могла по справедливости обвинять его, что он взял то, что ему добровольно предлагалось.

Но она обвиняла его и будет обвинять за то, что он ее не защитил. Ему было нечего терять, и он знал, что она теряет все. Он мог ей помочь. Ему это ничего не стоило бы. Вместо этого Дейн оскорбил ее и бросил.

Вот это было зло. Основной непростительный поступок.

И он за это заплатит, решила Джессика.

В половине пятого утра Дейн устроил прием в «Антуане», ресторане в Пале-Рояле. К этому времени кружок его приятелей расширился, в него вошла группа гостей леди Уоллингдон – Шеллоуби, Гудридж, Ваутри и Эсмонд. Все старательно избегали темы Джессики Трент, зато в подробностях обсуждали карточное сражение между пьяным прусским офицером и французским республиканцем и последовавшие за этим действия.

Даже проститутки сочли себя обязанными высказать мнение: та, что сидела на правом колене Дейна, была за республиканца, та, что на левом, – за немца. Уровень спора был безграмотным с политической и грамматической точки зрения, в сравнении с ними Берти Трент казался одаренным человеком.

Дейн желал бы не думать о Трент. Но как только на глаза попадался ее брат, в голове возникали картины: Джессика, глядящая ему в глаза из-под огромной шляпы… выжидательное лицо, когда он расстегивает ее перчатку… она бьет его шляпой и маленьким кулачком… целует, когда над головой гремит гром и сверкают молнии… кружится в вальсе, юбки шуршат по ногам, лицо сияет восторгом… А потом в его руках… вихрь образов, чувств, один мучительный момент… когда она целует его в большой отвратительный нос, разрывая ему сердце на куски и соединяя вновь, заставляя верить, что для нее он не монстр. Она заставила его поверить, что он прекрасен.

Ложь, сказал он себе.

Все это ложь, трюки, чтобы заманить его в ловушку. Он погубил ее брата, у нее ничего не осталось. Значит, ей, как и Сюзанне, у которой брат проиграл семейное состояние, ничего не оставалось, кроме как подстроить старейшую в истории ловушку, чтобы изловить, богатого, титулованного мужа.

Но Дейн поймал себя на том, что оглядывает кружок мужчин вокруг себя и видит: все они лучше, чем он, хорошо себя ведут и имеют лучшие перспективы.

Взгляд остановился на Эсмонде, сидевшем рядом. Самый красивый мужчина на трех континентах и намного богаче маркиза Дейна, хотя никто не знает точно насколько. Почему она не выбрала Эсмонда? Если ей был нужен богатый супруг, почему сообразительная фемина вроде Джессики Трент выбирает Вельзевула, а не ангела? Ад, а не рай?

Голубые глаза Эсмонда встретились с его глазами.

– Любовь слепа, – пробормотал он по-итальянски с прекрасным флорентийским произношением.

Дейн вспомнил, что сказал ему Эсмонд насчет «дурных ощущений», которые он почувствовал в кабачке «Двадцать восемь», и о событиях, последовавших за этим. Сейчас, глядя на него, Дейн сам получил неуютное ощущение, что этот ангелоподобный граф читает его мысли, как в свое время прочел невидимые другим подсказки об этой обители греха.

Дейн открыл было рот, чтобы дать сокрушительный отпор, но Эсмонд вдруг замер, слегка повернул голову, глядя на что-то, и улыбка сошла с его лица..

Дейн посмотрел туда же, в сторону двери, но сначала ничего не увидел, потому что в это время Шеллоуби наклонился, чтобы калить вина.

Потом Шеллоуби выпрямился.

Тогда он ее увидел.

На ней было темно-красное платье, застегнутое доверху, черная шаль накрывала ей голову и плечи, как мантилья. Лицо бледное и твердое. Она подошла к большому столу, высоко держа голову и сверкая серебряными очами, и остановилась в нескольких футах от него.

Его сердце скакало в неистовом галопе, так что он не мог дышать, не то что заговорить.

Она обвела взглядом его компанию.

– Пошли вон, – тихо и твердо сказала она.

Шлюхи соскользнули с его коленей, попутно разбив бокалы. Приятели повскакивали с мест и заторопились, опрокинув кресла.

Только Эсмонд не потерял голову.

– Мадемуазель… – начал он успокаивающим тоном. Она откинула шаль и подняла правую руку. В руке был пистолет, он был нацелен прямо в сердце Дейну.

– Уходите, – сказала она Эсмонду.

Дейн услышав щелчок – она взвела курок – и скрип отодвинутого стула. Эсмонд встал.

– Мадемуазель… – попытался он еще раз.

– Молись, Дейн, – сказала она.

Он перевел глаза с дула пистолета на ее пылающие яростью глаза.